Глава 11. Ловушка
Боги разбрелись по Зенице. Даже солнечный Дажбог выбрал время, чтобы остановить колесницу и спуститься с Окольной горы, где он обычно проводил час после обеда. В черном небе Горнего мира светило замерло и застряло на месте, показывая, что происходит нечто из ряда вон выходящее. В Великом Миргороде люди обеспокоенно вглядывались ввысь и гадали, чего им ждать от такого недоброго знака. Грамотей Любомысл метался по площади перед Кремником, разгоняя толпу зевак, и ругался:
- Нечего тут смотреть! Расходитесь! Не бывает такого. Остановка солнца средь бела дня противоречит науке.
Немил преградил путь старосте Роду и решительно произнес:
- Государь, отдай посох усопшего князя. Тот, что заперт в Оружейной палате.
- С ума сошел! – охнул старец. – Это оружие. Ты с ним не совладаешь.
- Я не собираюсь им пользоваться. Но если найдется его хозяин, то это многое прояснит.
- Его хозяин – Перун.
- Перуну его подарили.
- Ты сам облил мертвой водой Вертопраха, который его притащил. Теперь черта нет, и никто не знает, как им орудовать.
- А чего нам терять? – вступил в разговор Дажбог. – Скоро орудовать им будет некому. Настало время открыть двери Оружейной палаты и раздать все, что в ней хранится. Может, хоть в последний час эта железная рухлядь принесет пользу.
- Я согласен, - сказал Стрибог, услышав их разговор. – Вдарим в последний раз всем, что имеем.
Род развернулся и махнул человеку, веля следовать за собой. Немил побежал за его развевающимся рдяным мятлем. Упругим шагом старец пересек площадь, прозвенел по Золотому кольцу и вошел в просторное здание, напоминающее внушительный замок. Толпа гридей хлынула в распахнутые ворота и начала выносить все, что попадалось под руку: кистени, сулицы, тяжелые двуручные мечи и шлемы причудливой формы, рогатины, копья, боевые цепы с шипастыми билами и самострелы замысловатой конструкции.
Род снял с груди ключ на цепочке и отпер замок самого дальнего хранилища. Украшенный самоцветами посох с костяной ручкой в виде совы лежал в длинном ящике на мягкой подкладке.
- Забирай. Делай, что хочешь. Теперь уже все равно, - безнадежным тоном велел владыка.
Немил осторожно снял посох с бархата и повертел его в руках. Драгоценные камни зловеще блеснули, словно радуясь сумраку, стоящему в кладовой.
- Знаешь, как с ним обращаться? – спросил Род.
- Откуда? Вертопрах, и тот не знал. Но если мои догадки верны, то настоящий владелец почует его. Вещица эта необычная, древняя. Она притянет хозяина, как завороженного.
- Не знаю, о ком ты говоришь. Гадать нет желания. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. А мне нужно спешить. Грядет наша последняя битва.
Немил вышел за Родом из Оружейной палаты.
- Братья, вооружайтесь всем, что придется вам по руке, - обратился старец к богам, снующим по прозрачной площади. – Беречь старые побрякушки нет смысла. Пустим их в ход!
Боги расхватали шлемы, щиты и доспехи, и разразились воинственным ревом. Мечи застучали о поверхность щитов. Железо забряцало и зазвенело, волна громогласной бури прокатилась по Долу, заставив попрятаться и замереть перепуганных людей.
Немил вошел в Палату пиров и поразился тому, насколько огромной она ему показалась. Это помещение на нижнем этаже вежи и раньше производило на него ошеломляющее впечатление, но сейчас столы, кресла, лавки и бочки с вином были убраны, и пустого пространства стало больше.
Звенислава и двое владык – Род и Дажбог – вошли следом. Немил остановился перед погребальной крадой. Деревянная ладья покоилась на заваленной хворостом поленнице. С мачты свисал парус, траурно-белый цвет которого нарушал вытканный всадник, скачущий по небу. Бездыханное тело Перуна лежало головой к мачте, на широкой скамье. Бархатное покрывало окутывало широкие плечи князя, но оставляло открытым его лицо. Вокруг костра мелькали огоньки масляных светильников, каждым из которых можно было в любой миг запалить хворост.
- Все готово к сожжению, - заметил Дажбог. – Я надеялся, что до этого не дойдет.
- Мы все верили, что светопреставление – это сказка, которой пугают детей, - отозвался Род. – Однако же вот оно, на пороге. Похоже, что это последний час и богов, и людей.
Гриди втащили в зал ворох бряцающего железа из Оружейной палаты.
- Сюда! Раскладывайте на самом видном месте, чтобы сразу бросалось в глаза! – принялся распоряжаться Немил.
Воины расположили оружие на широком столе, предназначенном для посмертных даров божеству. Отблески факелов заплясали на круглом щите, за которым человек, не сгибаясь, мог укрыться с головой. Рядом легло излюбленное вооружение Перуна – кольчуга со стальными пластинами, железные брони с поножами и наручами, топор с двумя лезвиями, сулица, молнии-стрелы и длинная рогатина, с наконечника которой срывались синие искорки. К ним слуги добавили и другие богатства: сорванный полог Додолы, скатерть-самобранку и рог изобилия. За любое из них самый великий из древних царей отдал бы все свое царство. И в середину этого великолепия Немил положил украшенный самоцветами посох с рукояткой в виде белой совы.
- Теперь нужно оповестить всех, чтобы пришли и забрали дары. Мертвому они без надобности, - сказал Немил.
Род мановением руки отослал слуг – те безмолвно вышли и разлетелись, чтобы созвать небожителей.
- Не понимаю, что ты задумал, - недовольно проговорил старец.
Немил испугался, что владыка отменит затею, и заторопился с ответом:
- Если среди богов прячется Мара, то она непременно себя выдаст. Посох притянет ее. Остальные на него не польстятся – они увидят лишь палку, украшенную самоцветами, которые в Горнем мире валяются под ногами. Этими блестками тут никого не удивишь. И только Мара потянется за оружием, без которого она – как без рук.
- Мало ли, кому придет в голову взяться за посох, - с сомнением заметил Дажбог.
- Злодейка мимо него не пройдет, вот увидите, - уверил Немил.
Звенислава прикрепила полог Додолы к стене и предложила:
- Давайте спрячемся и посмотрим, кто явится первым.
Владыки укрылись за тканью и стали невидимыми. Немил влез за ними и убедился, что вся палата просматривается сквозь ткань, которая с их стороны оставалась прозрачной.
- Она придет! Вот увидите, непременно придет! – зашептал кудесник, стараясь убедить не столько других, сколько себя самого.
В полутьме зала мелькнуло длинное белое платье с красной каймой. Взметнулись золотистые волосы, раскиданные по плечам. Прошуршал кончик алого пояса, стянувшего тонкую талию.
- Что? Не может быть! – пробормотал Немил. – Глазам не верю!
Крадучись, Лада обошла вокруг поленницы и остановилась у стола с разложенными дарами. Ее ладонь протянулась и ощупала рог изобилия, погладила сложенную скатерть, дотронулась до лука со стрелами. Воровато оглянувшись по сторонам, богиня схватилась за посох, стащила его со стола и побежала к выходу. Но не успела она проскользнуть в двери, как навстречу ей высыпала толпа возбужденных обитателей Вышеграда. Первым ввалился в зал грузный Велес, облаченный в медвежью шкуру, за ним вошли Хорс, Стрибог и Ярило, а дальше в глазах запестрело от ярких нарядов богинь – Мокоши, Денницы, Додолы и Живы. На их фоне белое платье Костромы с пушистым песцовым мехом выделялось незапятнанной чистотой.
Шумя, божества окружили стол и принялись разбирать драгоценности. Ярило легко поднял золотой щит, который человеку не удалось бы и с места сдвинуть. Мокошь взяла самобранку, Жива – рог изобилия. Боги-воины принялись примеряться к доспехам, споря, кому они больше подходят. И лишь Додола, не найдя своего полога, разочарованно отвернулась.
Пользуясь тем, что внимание вошедших сосредоточилось на дарах, Лада постаралась выскользнуть. Но Кострома поймала ее перед дверью, схватила за локоток и пропела:
- Куда ты спешишь, сестрица? Снаружи опасно. Великан вот-вот до нас доберется.
- Ах, я совсем его не боюсь, - с досадой ответила Лада, пытаясь освободиться.
- Дело ясное, - шепнул за пологом Род. – Чаровница – единственная, кому посох лег в руку. Она и есть лиходейка. Все, как ты говорил.
- Я ждал другого, – с сомнением пробормотал Немил.
- Твоя ловушка сработала, - согласился со старцем Дажбог. – Птичка попалась. А если птичка не та – значит, в твои расчеты вкралась ошибка.
Лада рванулась к дверям, до которых было рукой подать, но Кострома загородила ей путь и не позволила выйти.
- Пусти! – нервно воскликнула чародейка, и кинулась напролом.
Кострома проявила твердость и не двинулась с места.
- Берем ее! – распорядился Род.
Боги откинули полог. Увидев их, все присутствующие прекратили делить оружие и застыли от удивления.
- Сестра, ты попалась! – громко выкрикнул Род, направляясь к Ладе.
- Отдай посох! – велела ей Кострома.
- Вы не понимаете! Он мне нужен! – воскликнула Лада.
- Не сомневаюсь, - заметил старейшина. – Вот ты нам и расскажешь, зачем.
Лада рванулась так резко, что сбила Кострому с ног. Обе соперницы вцепились друг в друга и покатились по полу.
- Не отпускайте ее! Это преступница! – выкрикнул Дажбог.
Две богини вскочили на ноги и принялись вырывать посох друг у друга. Немил в три прыжка пересек зал и ухватился за костяную рукоять. Соперницы оттолкнули друг друга так сильно, что обе упали. Посох остался у человека. Немил протянул руку Ладе, помог ей подняться и вручил посох, сказав:
- Держи! Не отдавай никому.
- Эй, малой! Что ты творишь? – крикнул ему Род.
- Ты ошибся. Отдал посох не той, - подтвердил Дажбог.
- Я-то как раз не ошибся. А у вас, государи мои, глаз замылен, - с вызовом отозвался кудесник.
Богини и боги окружили их плотным кольцом и загомонили.
- Говорил же я: он изменник! – взревел Велес.
- Как ни печально признавать, но это так, - согласилась с ним Кострома. – Слуга, которому я так доверяла, оказался предателем.
- Твоя ловушка сработала против тебя самого, - сказал Род.
- Такого не бывает! Ведь он сам все устроил, - заступилась за приятеля Звенислава.
Небесная дева чуть не плакала от расстройства.
- Кто ты такая? У тебя нет голоса на совете богов, - рассерженно сказала ей Кострома. – А ну, кыш отсюда!
Деву вытолкали из зала и захлопнули за ней двери. Хорс поднял Кострому с пола и галантно стряхнул пыль с ее мехов.
- Выслушайте меня! – потребовал Немил.
- Вот еще! Ты себя показал, - возразила ему Кострома. – Ты такой же бесовский лазутчик, каким был Вертопрах. Давайте спалим его вместе с Перуном. Моего покойного супруга утешило бы, если бы предатель обратился в дым вместе с ним.
Род сурово повел бровью. Стрибог взмахнул ладонью, порыв ветра поднял Немила и зашвырнул в погребальную ладью. Его спину прижало к мачте, толстые веревки тут же опутали его по рукам и ногам. Кудесник оказался привязан так плотно, что не мог пошевелиться. Воздух едва вырывался из его груди, но он собрал силы и выдохнул:
- Это вы ошибаетесь, а не я! Я доискался до правды!
- Не позволяйте ему заговаривать зубы! – предостерегла Кострома. – Он – обманщик, привыкший плести словеса. И отнимите посох у чародейки.
- Нет, он мне нужен! – Лада прижала посох к груди, не желая с ним расставаться.
- Ты себя выдала! – Дажбог приблизился к Ладе, выхватил у нее костяной набалдашник и положил трость на стол. – Это – ловушка. Мы нарочно затеяли это представление, чтобы преступница показалась всем на глаза.
- Мама! – раздался звонкий девичий голос.
В зал ворвалась юная девушка в бело-зеленых одеждах и кинулась Ладе на грудь.
- Леля! Как ты здесь очутилась? – изумился старейшина. – Ты должна быть в Святых горах.
Вместо ответа девушка залилась слезами.
- Позвольте, я объясню, - вмешался Немил. – Только ослабьте веревки, а то я вздохнуть не могу.
Род подошел к ладье и освободил человека от пут.
- Я сама все расскажу, - выступила вперед Лада. – Мою дочь выдали замуж против ее желания. Она жаловалась, что тоскует по дому. После Горнего мира жизнь в горах показалась ей слишком суровой. Я разозлилась на Кострому за то, что она устроила этот брак. Но Кострома загладила свою вину. Она надоумила меня обернуться лебедем, полететь в Святые горы и вернуть дочь. Я сделала это вопреки воле владык и боялась, что Лелю отправят обратно, поэтому и спрятала ее, чтобы никто не знал о ее возвращении. Но пришел человек и потребовал, чтобы я во всем созналась. Разумеется, я разволновалась и велела его схватить.
- Великан заметил пропажу жены и разбушевался, - добавил Немил. – Он подумал, что боги его обманули. Получили свое, а его оставили с носом. Вот он и лезет теперь, чтобы восстановить справедливость.
- Но причем тут посох? – спросил Дажбог.
- От мужа Леля узнала про бегство Мары и пропажу ее колдовского оружия, - сказала Лада. – Я надеялась отпугнуть им великана и заставить его отступиться.
- Выходит, это Леля отвлекла великана, когда мы были на волосок от гибели? – спросил Род.
Заплаканная девушка кивнула.
- Благодарим тебя, детка, ты всех спасла. Мы не оставим тебя в беде, - пообещал старец.
Леля просияла.
- Но кто отравил Перуна? Из-за кого началось это светопреставление? – оглядел всех Дажбог.
- Дайте мне рассказать по порядку! – выкрикнул Немил.
Он очень боялся, что его не захотят слушать, и волновался сверх меры.
- Нам не осталось и часа до того, как бесы вскарабкаются на небеса, - заговорил Немил. – Да что бесы? Великан уже здесь. Он сметет и город богов, и саму вежу, после чего все три мира вселенной обрушатся. Как же горько мне признавать, что начало этим событиям дал я сам!
Окружившие его небожители зашумели, показывая негодование.
- Хотите знать правду? – продолжил Немил. – Да, я виновен. Но не в том, в чем меня обвиняют. Вы не единственные, кто жаждет учинить надо мной расправу. Лиходей приказал бесу отнять мою душу и затащить ее в пекло. На мое счастье, случилось чудо. Как раз в это время сбежала его самая опасная пленница: Мара, царица Морозного века. Пропал ее посох, чары разрушились, темница растаяла, а сама Мара превратилась в черного лебедя, выпорхнула и скрылась.
В Горнем мире единственным чужаком выглядел черт Вертопрах. В разгар заварухи я плеснул ему в харю мертвой водой. Под его маской проступило лицо страшной старухи. Мара – древнейшая из богинь. Не возникало сомнений, что это она. Злодейка от мертвой воды одряхлела и сгинула. Вот удача! Я решил: дело сделано, беспокоиться больше не о чем. Вот только война между бесами и богами не прекратилась. Как же так? Никому, кроме Мары, она не нужна. Мары нет, а война продолжается. В чем тут дело?
Я еще раз припомнил, что случилось с тех пор, как я выгнал кикимору. Черт исчез у меня на глазах в конце месяца – как раз тогда, когда Вертлюжка истончается и пропадает. Вот над кем одержал я победу! Не над Марой, а всего лишь над жалкой Вертлюжкой.
- А как у нее оказался посох?
- Нетрудно представить. Про кикимору рассказывали, будто бесконечная череда перерождений ужасно ее утомила. Она только и думала, как бы остаться навеки молодой и больше не умирать. Живая и мертвая вода ей не помогали. Обыскав все окрестности, она залезла в пещеру под Миростволом, где находится вход в преисподнюю. Обычно его охраняет страшный Полкан, который никого не пропускает. Но в этот час пес отправился за хозяином, и его на месте не оказалось. Вертлюжка без труда пробралась сквозь Железный лес и достигла ледяной темницы, запертой на колдовской посох. Вы и сами могли заметить, как черт Вертопрах был падок на дорогие, блестящие вещи. Удержаться кикимора не могла – она вынула посох, запиравший ворота, и была такова. Тут темница начала таять, ее узница забушевала, а Вертлюжка нашла себе убежище в дупле, забралась в него с посохом, да там вместе с луной и пропала.
Мара же обернулась черным лебедем, пролетела над Железным лесом и вырвалась на волю. Первым делом она принялась искать посох, но его нигде не было. Тут она заволновалась и подняла вьюгу, в которую я и попал, пока летел с Лютобором по поднебесью. Ох, и навалилось же снега мне за шиворот! Но разве тогда я мог знать, из-за кого происходят мои беды?
Мара спряталась в храме Трояна. Троян никому не отказывает в прорицаниях. Не отказал он и Маре. У него она узнала, что укрыться от бесов можно лишь на небесах. В любом другом месте ее отыщут. Вот она и решила пролезть в Горний мир любым способом.
Хлопнула входная дверь. В зал пробралась Звенислава – Немил заметил в ее руках флягу из тыквы и серебристый кувшин, по бочку которого стекала капелька свежей воды. Кудесник приободрился и возвысил голос:
- Итак, мы со Звениславой установили, что отравление совершено мертвой водой. Вино не было отравлено до того, как его налили в чару. Яд добавили уже после того, как чара пошла по рукам. Это мог сделать любой, кто касался сосуда. Преступник должен был подготовиться и побывать на Туманной поляне, чтобы набрать яду, а значит, он должен был проходить через детинец Велеса и пользоваться Радужным мостом.
Под подозрение попали Вертопрах, Додола, Велес и Лада. Вертопрах, как мы выяснили, оказался кикиморой. Подозрения против остальных оказались либо слабыми, либо вовсе ошибочными. Но было еще одно существо, которое проделало путь от Туманной поляны до Палаты пиров.
Утром первого дня чернеца Перун возвращался с охоты на огнезмея. Я прекрасно запомнил то утро, потому что бес тащил меня в пекло, чтобы отнять душу. На мое счастье, он наткнулся на громовержца и схлопотал стрелу в грудь. Я упал в озеро и очнулся лишь к вечеру, но из рассказов я знаю, что было дальше.
Перун подъехал к Светлому озеру, чтобы напоить Грома. Навстречу ему из воды вышла красавица Кострома. Всего часа хватило Перуну, чтобы влюбиться без памяти. Он посадил Кострому на коня и повез в Горний мир, даже не узнав как следует, кто она и откуда взялась.
- Никто не сомневался, что Кострома – озерная дева, какие всегда обитали у Древа миров, - заметила Лада.
- Верно, - согласился Немил. – В Светлом озере водились озерные девы, но последней из них была Водолея, я узнал это от Велеса. Потом на дне хозяйничал лишь Колоброд. Кострома появилась спустя всего несколько часов после исчезновения Мары, а до этого о ней никто слыхом не слыхивал. Как она провела эти несколько часов? В Светлое озеро сбегают ручьи живой и мертвой воды, которую можно было набрать в пузырьки. Живой водой можно облиться, чтобы принять другой облик, приукраситься и омолодиться. Мертвую воду можно запасти, чтобы использовать против врагов.
- Уж не хочешь ли ты сказать, будто я отравила собственного супруга? – гневный взор Костромы разгорелся так ярко, что Немил поежился.
- Бывают случаи, когда мужей травят через десять лет опостылой жизни, но чтобы прямо на свадьбе, да еще перед брачной ночью… - усомнилась Лада.
- А что, если брак этот был нежеланным?
- Тогда зачем было на него соглашаться? – не унималась чаровница. – Ты сам сказал, что Перун и Кострома влюбились друг в друга всего за один час. Такое возможно в случае приворота, но я не нашла следов ворожбы. Чувства Перуна были естественными.
- Не совсем так, - возразил человек. – Кострома действительно не прибегала к чарам – против владыки миров они могли оказаться бессильными. Она обворожила его обычными женскими ухищрениями. Так Мара добилась главного – спряталась в Горнем мире от преследовавших ее бесов. Там же очутилось и ее главное сокровище – морозный посох, с помощью которого она много веков назад установила на земле свою власть. Она пыталась вернуть его дважды – первый раз сразу после отравления, но старейшина Род успел первым и запер его в Оружейной палате. Во второй раз она вторглась в палату в ночь с пятого на шестое. Злодейка пыталась взломать хранилище, защищенное мощной волшбой, и снова потерпела неудачу.
- И все же, брак с Перуном сулил ей большие выгоды, - заспорила Лада. – Будь Перун в силе, он бы точно не отдал ее бесам. За ним она была бы, как за каменной стеной. Какой смысл избавляться от защитника, да еще потерявшего голову от любви?
- Не забывай, государыня, что Перун влюбился вовсе не в Мару, а в Кострому, - ответил Немил. – За свою долгую жизнь великий князь Горнего мира видел всякое колдовство. Оборотное зелье меняет внешность, но не может изменить нутро. Во время брачной ночи обман бы раскрылся. Как бы повел себя муж, обманутый в лучших чувствах? Муж, в руках у которого громы и молнии, которые так и сверкают, когда он сердит?
- Значит, Мара боялась разоблачения?
- Еще как! – подтвердил Немил.
- Какую занятную сказку ты выдумал, - посмеялась над ним Кострома. – Но заметьте: все, что наговорил этот человечек – всего лишь слова. Пустой вымысел, игра его воображения.
- Мертвая вода оставляет следы, - громко ответил Немил, чтобы слышали все. – Когда я плеснул ей на Вертопраха, то под личиной оборотня проступил истинный облик Вертлюжки. Если навести красоту живой водой, то мертвая ее смоет. Все любовались твоей гладкой кожей, сударыня Кострома. Ее нежно-розовый, как у младенца, цвет, вызывал восхищение. Но когда ты подводила мне Грома, я заметил, что ладонь твоей правой руки белая, как снег. Будь добра, покажи нам ладошку!
Кострома непроизвольно сжала ладонь в кулак и убрала его за спину.
- Настоящая Мара – бледная, как снега, к которым она привыкла. – Немил взял у Звениславы флягу и приблизился к Костроме. – Все говорили, что я был последним, кто держал чару на свадьбе перед тем, как подать ее государю. Но это не так! Я хорошо помню, как я поставил ее на стол. Ты коснулась ее края и подвинула своему мужу. Движение было неуловимым, но я так восторгался событием, что ловил каждый миг. Тогда ты и впрыснула в чару яд – пузырек с ним был спрятан в твоем рукаве. Но жидкость растеклась по твоей ладони и обесцветила красоту, которую ты на себя навела. От этого твоя кожа вернула свой первоначальный цвет.
Широким жестом Немил плеснул в лицо Костроме мертвой водой. Она отшатнулась и зашипела:
- Что ты делаешь, негодяй?
- Вывожу тебя на чистую воду!
Кудесник стиснул богиню и принялся поливать ее из фляги, стараясь попасть на участки открытой кожи. Кострома отшвырнула его и схватилась за лицо, как будто вода причиняла ей нестерпимую боль. Немил отлетел к стене, но стоящие вокруг богини и боги подхватили его и не дали упасть.
Лицо Костромы преображалось. Нежно-розовый оттенок покидал его, открывая блеклые пятна цвета утоптанного снега. Сияющая молодость и ласковые черты исчезли, приоткрыв строгий, надменный и властный облик женщины в годах. Перемены оказались разительны: на месте красавицы все увидели суровую царицу, глаза которой полыхали от гнева.
Окружающие ахнули, увидев превращение, совершившееся у всех на глазах. Кудесник смотрел на привычные черты богини, и не узнавал их. Меховая опушка на белом платье встопорщилась, как будто шерсть оживших песцов встала дыбом. Аккуратно уложенная поверх головы коса упала и разметалась. Ожерелье из жемчуга колыхалось на ее груди, вздымающейся от тяжелого дыхания, а приколотый алый мак распустил лепестки. Немилу показалось, что из-под него выкатилась капелька крови.
- Вы не имеете права меня осуждать, - резко произнесла Мара. – Я старше вас всех. Я – перворожденная, и властвовала над землей еще тогда, когда ваши предки не появились на свет.
Мир льда и мороза был прекрасен. Синие торосы громоздились на бескрайних просторах, как мраморные колонны. Снежные горы были похожи на дворцы. Весь мир сиял чистотой и белизной. Но пришли боги, и растопили лед. Из-под снега проступила грязная земля. Люди взрыли ее и начали опустошать ее чрево в поисках золота и руды. Так червь копошится в останках животного, которое он же сам и убил. Я не могла на это смотреть. Мир должен вернуться к своей естественной чистоте и порядку. Пусть вся грязь и скверна снова скроются под незапятнанным снежным покровом.
Она потянулась к посоху, оставленному без присмотра.
- Нет! Не давайте ей посох! – вскричал Немил.
Лада схватила его и прижала к груди. Голубые глаза Мары вспыхнули, словно льдинки в них заиграли на солнце.
- Меня не остановить, - с холодной улыбкой сказала она. – Со мной ничего нельзя сделать. Я вечна, как этот мир. И я – единственная, кто имеет право повелевать им.
- Бесы тоже хотят править мирами, - сказал Род. – Чем ты от них отличаешься?
- Для меня что боги, что бесы – все едино, - ответила Мара. – Одни вскарабкались на небеса, другие сидят в горячем пекле. Вы сговорились, чтобы пленить меня. Я для вас, как кость в горле. Бесы боялись меня настолько, что заперли в преисподней. Моим же волшебным посохом они соорудили клетку, из которой, как они думали, я никогда не смогу выбраться. Но я обманула их! Я сбежала! Это был миг моего торжества. Никто не мог меня остановить – ни Железный лес с его колкими листьями, ни бесы, спохватившиеся слишком поздно, ни Полкан, брызжущий слюной от бессилия. Я летела, расправив крылья, гордая и счастливая, потому что знала, что наступает мой звездный час – час, когда я отомщу и верну свой мир. Мир безупречной белизны и чистоты. Ни вам, богам, ни им, бесам, не будет в нем места. Этот мир принадлежит только мне, мне одной!
- А как же люди? – спросил Немил. – Им-то куда?
- Ты еще про муравьев спроси, - расхохоталась Мара. – Какое мне до них дело? Люди все пачкают и оскверняют. Если они пропадут, жалеть будет некому.
- Как ты смогла охмурить Перуна? – задал вопрос Род.
- Это было нетрудно. Бог-воин оказался падок на женскую негу. Я облилась живой водой и превратилась в милашку. Когда я вышла к Перуну из озера, сверкая обнаженной красой, он обомлел, и быстро набросил мне на плечи свое корзно, чтобы прикрыть и согреть. Но, надев на меня свое корзно, он взял меня под опеку – таков древний обычай. С этого момента управлять им было просто. Никаких чар не потребовалось – он охотно повиновался улыбке и ласковому взгляду. Бог-воитель оказался таким же простаком, как и любой мужичок.
- Зачем же тогда ты его отравила? – спросил Род.
- Деваться мне было некуда. Из Горнего мира выйти я не могла – меня подстерегали бесы. Пришлось принять предложение Перуна. Первую ночь мы провели порознь. Князь был терпелив и не торопил меня, его слуги постелили мне в отдельной ложнице. Всю ночь я ворочалась и не могла уснуть. Мне пришло на ум, что после свадьбы придется делить ложе с супругом. Он видел всякое колдовство, и скрыть от него обман не удастся. Тут я и решила отделаться от него.
- Зачем же было ждать до самой свадьбы? Почему ты не сделала этого раньше?
- Где? Прямо в его дворце? Там не было никого, кроме нас и его слуг. Подозрение сразу пало бы на меня. Другое дело – свадьба. Там царила такая неразбериха! Богини и боги мелькали перед глазами, все подходили и поздравляли, сани сталкивались и разлетались. Разве за всеми уследишь? Я посчитала, что это самый удобный случай.
- Ты – преступница. Тебе нет оправдания, - проговорил Род. – Наказание будет самым суровым.
- Как бы не так! – смех Мары звенел, как тонкий лед на ветру. – Вы проиграли войну. Бесы вас добивают. Еще чуть-чуть – и они возьмут Белую вежу. Вашего главного воина нет, спасти вас некому. Когда это случится, миры рухнут и перемешаются. Мироздание вернется к тому, с чего все начиналось. Наступит безвременье, власть в котором будет моей безраздельно.
- Рано списывать нас со счетов, - возразил ей Немил. – Пока стоит Мироствол, стоят и три мира вселенной. А Перуна мы оживим. Раз ты отравила его мертвой водой, значит, живая вода может вернуть его к жизни.
Звенислава подала другу серебряный кувшинчик. Немил полил из него лицо Перуна – оно потеряло мертвенную синеву и порозовело, но воитель лежал без движения и не дышал. Тогда Немил приставил кувшин к его губам и начал вливать живую воду ему в рот, осторожно, каплю за каплей.
Окружившие их богини и боги замерли. Прошло несколько минут, прежде чем Перун распахнул глаза и пошевелил руками. Все возбужденно загомонили. Звенислава помогла Немилу приподнять плечи бога и напоить его остатками влаги. Тот наконец задышал во всю грудь, поднялся с ложа и встал, опираясь на человека. Взгляд его упал на Мару. Громовержец с удивлением оглядел эту колдунью, столь непохожую на его бывшую возлюбленную, но одетую все в то же белое платье с песцовой опушкой и алым маком на груди. Лицо горнего князя исказилось от гнева.
- Так вот какая ты на самом деле! – хрипло вымолвил он. – Обманщица и воровка! Как ты могла так со мной поступить? Ведь я тебе доверял!
- Будь ты проклят! – сверкнула глазами Мара и швырнула в Перуна креслом с высокой спинкой.
Бог отбросил кресло в сторону и шагнул к ней, но от волнения ослабел. Ноги его подкосились. Немил поторопился его поддержать. Небожители уже подбегали, чтобы подставить Перуну плечо.
- Любезный брат, тебе нужно прийти в себя, - сказал ему Дажбог.
- Я приду в себя, когда увижу, как казнят эту тварь, - промолвил Перун.
- Я переживу и вас, и ваше жалкое царство, - насмешливо отозвалась Мара.
- Посмотрим. Владимир, зови мою свору! – велел воин-князь.
Обомлевший от радости навий слуга мигом помчался исполнять распоряжение господина.
Хорс и Ярило плотно сжали злодейку и вывели ее на крыльцо. Она не сопротивлялась и шла с легкой улыбкой, как будто насмехаясь над потугами всемогущих владык. Внезапно она ловко вывернулась, ударилась оземь и превратилась в грациозного черного лебедя. Птица тут же взлетела, пронеслась над головами богов, и с насмешливым клекотом помчалась к краю небосвода. Лада взмахнула руками с изяществом, которому мог бы позавидовать любой лебедь. Она обратилась в такую же птицу, только белую, без единого темного пятнышка, и бросилась в погоню.
Немил выскочил на ступени вежи и задрал голову, наблюдая за поединком двух богинь. Оба лебедя – белый и черный – сцепились в небе, оглашая простор отчаянными криками. Полетели перья – одно из них упало кудеснику на лицо. Он погладил его – оно было черным, как сажа. Белый лебедь схватил черного и потянул к земле. У Зеницы беглянку подхватил Перун, и, взяв за лапы, ударил о прозрачные алмазы. От удара Мара вернула себе истинный облик – перед ними снова была богиня в мехах с алым маком, но не добрая и разумная, какой она виделась человеку прежде, а рассерженная и кипящая от ярости.
Род велел вывести ее через Северные ворота. Толпа вышла и оказалась у пристани, вдающейся в Звездную реку. У Немила по коже пробежали мурашки от волчьего воя – это Владимир вывел свору принадлежавших Перуну волков. Мару связали и бросили на берегу. Навь спустил свору. Волки накинулись на преступницу и принялись терзать ее.
Звенислава закрыла глаза, не в силах глядеть на ужасное зрелище. Немил обнял ее за плечи и прижал к себе. Пушистое платье богини разлетелось на клочья. Алый мак оторвался, волчьи лапы втоптали его в самоцветы, которыми был густо усеян речной берег. Немил увидел, как мимо него пробегает волчица с обрывком толстой косы. Еще чуть-чуть, и все было кончено. От тела Мары остались только ошметки, разбросанные по всему берегу.
- Не могу на это смотреть, - с горечью произнес Перун, развернулся и зашагал к городу.
Остальные обитатели Белой Вежи последовали за ним. Немил задержался, чтобы привести Звениславу в чувство. Ему даже пришлось прыснуть ей в лицо молочной водицей из речки. Но едва он распрямился, чтобы догнать уходящую толпу, как обомлел и замер.
Мара стояла на том месте, где ее разорвали, целая и невредимая. Ее обнаженное тело сверкало в сиянии звезд, усыпавших черное небо. Обрывки меха и белого бархата валялись у нее под ногами – платье было потеряно безвозвратно, но сама Перворожденная восстановилась и оглаживала свои телеса, проверяя, все ли в порядке.
- Эй, вы куда? Это как? – растерянно крикнул Немил вслед уходящим.
Бредущий последним Дажбог обернулся и с любопытством оглядел возродившуюся богиню. Толпа остановилась, возбужденные голоса затихли.
- Скорее вы сами сдохнете, чем причините мне вред! – злорадно расхохоталась Мара.
Перун первым приблизился к своей бывшей супруге и с недоверием ощупал ее.
- Целехонька! – заключил он с удивлением.
Мара хлестнула его по лицу. Стрибог выбрал самый тяжелый камень из всех, какие можно было найти на берегу. Им оказался огромный яхонт весом в три пуда. Его подвесили к Маре на железной цепи, закрепили как следует, затем вывели ее на причал и сбросили в самую стремнину реки, где водовороты кружили хоровод. Молочные воды забулькали над головой Перворожденной. Постояв четверть часа, толпа начала расходиться.
- Погодите! – выкрикнула Звенислава.
В десяти шагах от причала голая Мара на четвереньках выбиралась из воды. На ее белой коже проступали следы от цепи, но самой цепи уже не было, как и камня.
- Порвала! – бросил сквозь зубы Хорс.
- Сжечь ее! – коротко распорядился Перун.
В землю врыли каменный столб. Беглянку опутали новой цепью и приковали так крепко, что она не могла шелохнуться. Слуги натаскали дров с хворостом. Хорс едва прикоснулся к костру, как тот вспыхнул. Немил отшатнулся от жара и вытер с лица пот. Мара корчилась в огне, но продолжала проклинать богов и сулить им жестокую участь.
Время шло, но белая кожа ведьмы не становилась темнее. Преступница лишь хохотала и издевалась над теми, кто смотрел на нее.
- Да что ж это такое? Добавьте огня! – вскричал Перун.
Слуги обложили ведьму вязанками хвороста. Огонь оглушительно затрещал, пламя взметнулось до самых звезд. Мара подула на пляшущие языки. Ее ледяное дыхание принялось гасить их один за другим, и вскоре вокруг столба образовалась черная проплешина с тлеющими углями, среди которых продолжала яриться и бесноваться невредимая колдунья.
Напрягшись, она порвала цепи и сделала шаг вперед. Толпа отпрянула.
- Нет, я найду на тебя управу! – взревел Перун.
Он выхватил у Лады драгоценный посох и со всей силы ударил им ведьму. Мара будто только этого и ждала: она вцепилась в посох мертвой хваткой, ни за что не желая его отдавать.
Перун потянул к себе ручку из мамонтового бивня, но в этот момент его смело силой, с которой не могли совладать даже боги. Немил увидел, как закачались ветви могучего Мироствола, нависающие над Горним миром. За дубравой, подступающей к городским воротам, вздыбилась каменная гора. Послышался жуткий треск деревьев, вырываемых с корнем. Гора приняла облик чудовищного великана, сжавшего ветвь Мироствола, превращенную в палицу. Великан полез напролом, вытаптывая вековые дубы, не доходившие ему до колена, и замахнулся своим орудием. Огромный сук с резким свистом прорезал воздух и обрушился на пристань, где собрались боги. Земля под ногами Немила дрогнула и покачнулась, самоцветы взлетели от тряски и осыпали его колючим дождем. Великан замахнулся еще раз и прошелся дубиной по берегу, норовя разметать толпу небожителей. Перун выпустил посох и кубарем покатился к стене.
- Отступаем! Все в крепость! – выкрикнул Род.
Богини и боги устремились в распахнутые ворота. Звенислава схватила Немила за рукав и потащила за собой. Святогор грохнул палицей, взметнулась туча камней и обломков, и прямо под ноги кудеснику упал столб с цепями, к которому только что была прикована Мара.
Немил споткнулся и едва не бухнулся лбом в алмазную проплешину, но Звенислава подхватила его за воротник, подняла ввысь и перенесла через столб. Он и опомниться не успел, как оказался в туннеле под аркой. Ворота захлопнулись за его спиной, но грохот не прекратился – Святогор, возвышающийся и над стенами, и над башней, принялся громить их.
Вместе с толпой бегущих божеств Немил и Звенислава оказались на Солнечной стреле.
- У нас осталось последнее убежище – Вежа, - сумрачно вымолвил Дажбог.
- Мы не можем отступать, - возразил Перун. – Каждый шаг назад приближает окончательный крах.
Башня над Золотыми воротами затрещала. Святогор заехал дубиной по сияющему позолотой шатру, надстроенному над смотровой площадкой. Остроконечная крыша разлетелась и осыпалась кучей обломков.
- Враги не оставляют нам выбора, - сказал Род. – Быстро в укрытие!
Богини и боги заторопились по улице, ведущей к Алмазной площади. Сук великана обрушился на башню и снес половину зубцов. Град камней полетел на зеленеющие усадьбы и изгороди из разросшейся малины. Звенислава сжала рукав Немила – сквозь плотную ткань он ощутил ее прикосновение, показавшееся как никогда живым.
Когда толпа небожителей достигла Зеницы, от башни остались одни руины. Святогор выломал ворота, ворвался в город и принялся крушить дворцы, позолоченные кровли которых слепили его солнечными бликами. Столпившиеся вокруг вежи гриди и навьи слуги впустили владык в палату, втянулись следом и заперли за собой узкую дверь.
- Мой топор! Рогатина! Стрелы! – радостно воскликнул Перун, увидев оставшееся без присмотра оружие.
Владимир с готовностью начал натягивать на хозяина кольчугу, панцирь и шлем, закреплять наручи и затягивать завязки на поножах. Немил бросился помогать, схватил с пола рогатину, но она оказалась неподъемной, и он не смог сдвинуть ее с места.
Небосвод под ногами кудесника дрогнул, на мгновенье затих, а затем заходил ходуном. Тяжелые шаги великана загрохотали по улице, ведущей к цитадели богов. Послышался шум вырываемых с корнем деревьев. Палица Святогора прошлась по округе и разнесла вдребезги Гостиный двор и Оружейную палату.
Перун с ног до головы облачился в доспехи и направился к выходу, хищно улыбаясь из-под забрала и приговаривая:
- Сейчас и проверим, вернулись ли ко мне силы…
Владимир догнал господина, накинул ему на плечи лазурное корзно и щелкнул драгоценной застежкой. Плащ громовержца взвился, как парус, почувствовавший тягу ветра.
Боги-воины принялись вооружаться, кто чем. Ярило схватился за позолоченный щит. Вслед за Перуном все высыпали на крыльцо.
Увидев вооруженных богов, Святогор рассвирепел еще сильнее. Его палица обрушилась на массивную стену вежи, но исполинская башня выдержала удар. Не помня себя от ярости, великан принялся топтать богов, казавшихся рядом с ним совсем маленькими. Его огромный сапог так ударил по алмазной Зенице, что целая россыпь кристаллов выломалась и осыпалась на далекую землю.
Перун наложил на лук извивающуюся, жгучую молнию, и натянул тетиву. Сверкнула ярчайшая вспышка, прогрохотал раскат грома, от которого у Немила заложило уши. Тетива запела и бросила молнию в Святогора. Острый кончик извилистой спицы уколол великана, на миг остановив его буйство. Исполин замер, оглядел выжженную дыру в грубой дерюге, заменявшей ему одежду, и издал такой рев, что Немил откатился обратно.
Перун принялся сыпать стрелы одну за другой. Громовые раскаты и фиолетовые сполохи слились в сплошное зарево, пляшущее над головой. Звенислава затащила кудесника в двери палаты, чтобы его не задело. Упорствуя, Немил подполз к дверному проему и высунул голову: он чувствовал, что не может остаться в стороне от сражения, хоть сил человека и не хватало, чтобы на него повлиять.
Израсходовав стрелы, Перун поднял топор и принялся сечь противника. Но грубая кожа исполина оказалась такой толстой, что даже искрящаяся сталь не могла ее прорубить. Громовержец раздулся и вырос в размерах. По человеческим меркам он сам стал выше обычного великана, однако чудовищному Святогору он не доставал и до пояса.
Палица столкнулась в воздухе с древком топора и выбила его из ладони великого князя. Лезвие звякнуло об алмазы и высекло из них сноп искр.
- Рогатину! – крикнул Перун.
Владимир спешно подал хозяину последнее, и самое смертоносное из орудий. Громовержец взвесил его в руке и нацелил противнику в сердце.
- Растопчу! – заревел Святогор, и так топнул, что алмазная твердь под его ногой пошла трещинами, разломилась и осыпалась, открыв дыру, в которую из поднебесья с воем ворвался ветер. Ураганный порыв захлестнул громовержца, поднял полы плаща и бросил ему на лицо. Нога великана провалилась в дыру по колено и застряла. Святогор заурчал, пытаясь вытащить ее обратно, но края острых кристаллов впились в его грубую кожу и принялись ее резать. Почувствовав мучительную боль, Святогор разразился ужасным ревом. Чем больше он дергал ногу, тем сильнее впивались в нее изломанные края небосвода. Обезумев от боли и ярости, он принялся молотить палицей по всему, до чего мог дотянуться.
- Он в капкане! Добьем его! – крикнул Перун.
Воины окружили великана и принялись осыпать его стрелами и камнями. Но, даже провалившись, Святогор возвышался над ними. Он продолжал яростно огрызаться и орудовать палицей, не подпуская врагов близко. Ярило запустил в него тяжелым щитом, но исполин отмахнулся от позолоченного круга, как от мелкой монетки, щелкнувшей его по ребру.
- Беда! С этой горой нам не сладить, - сокрушенно сказал Род.
Великан навалился брюхом на площадь, и огромными лапищами потянулся к веже. Высокая башня дрогнула, язык колокола на ее верхней звоннице покачнулся.
- Наружу! Живо! Вежа может обрушиться! – распорядилась Лада.
Богини подчинились и заторопились в узкие двери. Немил тоже рванулся вперед, но увидев, что все разом выйти не смогут, задержался. Потолок над ним закачался, на голову посыпались пыль и труха.
- Беги! – крикнул он Звениславе.
Выскочив, богини очутились между рук великана, охвативших строение.
- Попались! – заметив их, прогремел Святогор.
Он сжал кулаки и с размаху ударил по крыльцу. Широкие ступени треснули и разломились. Немил увидел, что владычицы Горнего мира катятся вниз, путаясь в длинных платьях.
Святогору осталось только добить их. Он размахнулся пошире, чтобы последним, сокрушительным ударом оставить от врагов мокрое место. И в этот миг вдруг сверкнула холодная синяя вспышка, не похожая ни на молнию, ни на солнечный луч. Немил зажмурился. Когда он открыл глаза, то разглядел сквозь дверной проем, что исполин замер, не закончив движения. Его кулаки остановились на середине пути. Сам Святогор превратился в подобие изваяния, такого же неподвижного, как окаменевшие чудовища на Перуновой улице.
- Что с ним? – прошептал изумленный кудесник.
- Его заморозила Мара, - растерянно ответила Звенислава.
Царица мороза победно шествовала по площади, как хозяйка, вернувшаяся в свою вотчину. Посох в ее руках ожил и засветился холодным голубым пламенем, при одном взгляде на которое по коже Немила побежали мурашки.
- От меня так просто не отделаться, - произнесла Мара. – Я переживу вас всех. При любом исходе сражения во вселенной установится моя власть, и она будет вечной.
- Не дождешься! – гневно крикнул Перун и запустил в нее рогатину.
Его оружие взмыло ввысь. С длинного и острого наконечника посыпались искры, так и стремящиеся прожечь все, к чему прикоснутся. Острие нацелилось на снежную царицу, словно само горело желанием ужалить ее.
Мара вскинула посох, испустивший волну голубоватого света. В лицо Немилу ударила ледяная стужа, от которой захолодела кровь и замерло сердце. Рогатина остановилась и повисла в воздухе, не долетев до цели. Мара шагнула и подхватила ее.
- Прячемся! – зашептала Звенислава Немилу.
Вслед за спутницей кудесник отполз в глубину зала.
Вспыхнув еще раз, посох ударил по алмазам на площади. Богини и боги заледенели, превратившись в подобие статуй. Белое с красной каймой платье Лады, рдяной мятль Рода, алая рубаха Ярилы и золотые бармы Дажбога – все замерло без движения, как будто их хозяев покинула жизнь. Даже ветер не трепал краешки их одеяний. Само солнце застряло в небе и остановило свой бег. Лучи его тоже застыли, как на мимолетном снимке, и даже высвеченные ими пылинки повисли, будто их остановило время.
Лишь Перун продолжал рвать и метать, не находя истраченного оружия. Раздался ледяной смех злодейки, в котором звучали коварные нотки.
- Помнишь, как я вышла к тебе из воды? – проговорила она. – Я была такой же нагой, как сейчас. Ты закутал меня в свое корзно и думал, что я стала твоей. Повтори этот жест: отдай мне свою паволоку, возьми под свое крыло.
- Тебе не нужен мой покров, - прохрипел громовержец. – Ты меня обманула. Ты играла со мной, как с неразумным щенком. А я верил и лизал твои руки.
- Твои псы разорвали на мне платье. Ты мне задолжал.
Мара сдернула с бога плащ и накинула на свое голое тело. Кончик посоха коснулся доспехов. Их железо мгновенно покрылось инеем и зазвенело. Царица стукнула костяным набалдашником, и сталь разлетелась на мелкие кусочки, оставив Перуна в шерстяном поддоспешнике. Громовержец остановился и завороженно следил за посохом, остановившимся у его лица.
- Ступай к дубу! Живо! – велела колдунья. – Не делай резких движений, иначе превратишься в сосульку.
Перун скрипнул зубами. Ведьма приблизила посох к его носу. Поняв, что справиться с колдовством не удастся, князь подчинился и обогнул Святогора, замершего посреди площади. Мара вывела плененного бога через разрушенные ворота и повела его к Миростволу, качающемуся над краем небес.
Немил выполз из вежи и наткнулся на статую Додолы, сидящую на ступенях. Потрогав ее, он отшатнулся и воскликнул:
- Оледенела! И все остальные вокруг.
- Какое-то сонное царство, - заметила Звенислава, выбираясь следом.
- Они очнутся?
- Кто знает? Может, чары посоха перестанут действовать.
- Слабая надежда, если только мы срочно что-нибудь не придумаем.
Кудесник обогнул огромную палицу, валяющуюся посреди площади, и со страхом посмотрел на застывшего великана, лицо которого до сих пор отражало ярость. Кулак Святогора нависал над Ладой, скатившейся со ступеней и лежащей в беспомощной позе, в которой застал ее удар морозного посоха.
Звенислава схватила богиню и поволокла в сторону.
- Быстрее! Нужно вытащить ее из-под удара! – сказала она.
Немил бросился помогать, но едва он прикоснулся к красной кайме на платье, как отдернул руку и воскликнул:
- До нее же дотронуться невозможно! Она как ледышка!
- Нет времени! Кроме нас, никого не осталось.
Человек опустил закатанный рукав кафтана, обмотал им ладонь и здоровой рукой приподнял богиню. На его удивление, она оказалась гораздо легче, чем можно было представить. Но все же кудесник упрел и запыхался, пока вынес богиню в безопасное место, хотя рука его даже сквозь ткань ощущала мертвенный холод, исходящий от ее тела.
Едва отдышавшись, он пообещал:
- Бросаю пить. Раз и навсегда! Решено: больше к вину не прикоснусь. В кои-то веки понадобилась моя помощь, а я лямку не тяну! Вот выискался спаситель Горнего мира!
- После будешь себя жалеть, - прервала его спутница. – Если Мара прикончит Перуна – тогда нам конец. Мы одни с ней не справимся.
Небесная дева легко взмыла ввысь и понеслась к Миростволу.
- Погоди! Дай передохнуть! – взмолился Немил, но Звенислава и не думала медлить.
Они не проделали и половины пути через дубраву и пригородные поля, когда черный небосвод над их головами прорезало огненное зарево.
- Что еще за напасть? – отшатнулся кудесник.
- Огнезмей! – тревожно воскликнула Звенислава. – Бесы почуяли, что небо осталось без стражи.
Пылающий дракон расправил широкие крылья и полетел над колосящейся равниной, рассыпая вокруг снопы искр. Сияние, исходящее от него, затмило свет звезд.
- Смотри, как спокойно парит! Еще бы, ему теперь нечего опасаться, - заметила дева.
- Зато нам есть, чего, - ответил человек, указывая на край алмазной тверди, до которого доросла груда наваленных друг на друга гор.
На вершине этого искусственного холма показались чудовищные твари с жесткой кожей, рогатыми головами и хвостами с шипом на конце.
- Бесы! – воскликнула дева.
- Только их не хватало, - охнул кудесник.
Воеводы адского полчища заработали крыльями, оторвались от земли и принялись перелетать на небесную твердь. Они цеплялись за край небосвода и карабкались на алмазы, скрипя по ним длинными когтями.
- Поторопись! – Звенислава схватила его за рукав и повлекла за собой.
Немил всякое повидал на своем веку, но картина, открывшаяся его взору при приближении к Миростволу, оказалась настолько печальной, что у него сжалось сердце. Перун висел на стволе Древа миров, охваченный жесткими путами. Раздвинутые в стороны руки и ноги распластались по коре, голова свесилась вниз, лицо выражало боль. Мара стояла поодаль, сжимая одной рукой тускло светящийся посох, другой – несколько сулиц с искрящимися наконечниками. Рогатина громовержца лежала у ее ног, готовая пронзить любого, на кого ее направят.
Колдунья примерилась и запустила сулицей в бога. Короткое копье вонзилось в его ладонь и пригвоздило ее к стволу. Перун сжал зубы, но не издал ни звука.
- Молчишь? Зря, - издеваясь, сказала злодейка. – Я нарочно оставила тебе жизнь, чтобы ты настрадался. Так будет с каждым, кто встанет на моем пути.
Она пустила еще сулицу, пригвоздив и вторую руку. Перун оказался распятым, как на кресте. Он продолжал терять силы, но по-прежнему сжимал зубы.
- Ты покричи, покричи, - продолжала злодейка. – Пусть все слышат, к чему привела богов их судьба.
Перун поднял голову, взглянул на колдунью, и мстительно улыбнулся. Змей за ее спиной заложил крутой разворот и приближался, готовясь выпустить огненную струю. Толпа бесов бесшумно скользила среди деревьев. Свиные рыла на их багровых мордах жадно вздрагивали, чуя добычу.
- Смотри, как я мучаюсь. Это тебя позабавит, - сказал Перун ведьме, чтобы отвлечь ее внимание.
Мара метнула еще пару сулиц, пронзив его ноги. Бог едва сдержал стон.
- Повиси тут, пока мир не рухнет, - сказала она. – Тебя завалит обломками так, что после следов не найдешь.
- Это и твой мир.
- Нет, все, что вы тут настроили – не мое. Мой мир – тот, что был прежде, и тот, что будет потом.
Бесшумные тени бесов за ее спиной подобрались для решающего рывка. Змей раскрыл пасть, чтобы дыхнуть пламенем. В этот миг злодейка резко развернулась и направила на них посох. Голубая вспышка высветила силуэты, похожие не летучих мышей, вставших на задние лапы. Бесы остановились, как вкопанные. Их ослиные уши и кабаньи пятаки покрылись инеем, перепончатые крылья стали хрупкими, и принялись с хрустом ломаться. Змей поперхнулся собственным пламенем, и, не успев выпустить струю, заледенел на лету. Его нос наклонился к земле, он спикировал и воткнулся в пшеничное поле, по колосьям которого пробежало волнение.
Громоздящиеся друг на дружке горы обвалились с таким грохотом, что Немил зажал уши. До злодейки осталось полсотни шагов, но он боялся поднять голову над колосьями и показаться ей на глаза. Звенислава лежала с ним рядом, решая, что делать дальше.